Переменная звезда - Страница 69

Но мне случалось жить в одиночестве раньше. То есть раньше я всегда жил один. До тех пор, пока меня не приняли в "Десятый круг", я понятия не имел о том, как это мерзко. Я хорошо это помнил. У меня не было особых причин предполагать, что деньги в этом смысле что-то сильно изменят.

Кроме того, я не забывал о том, что меня вполне могли бы подвергнуть изоляции, как человека, представляющего опасность для "Шеффилда", если бы не мои соседи по каюте Пэт и Герб. И еще Соломон Шорт, который был одним из самых богатых людей на борту звездолета и решил стать моим другом – при том, что я только и умел, что хорошо играть на саксе.

Кроме того, как говорит Марк Твен, два переезда равняются одному пожару. Не так давно я уже переехал.

Поэтому я остался на своем месте. Но я обратился к еще одному другу, такому же богатому, как Сол, но значительно более практичному, и попросил у него совета. Джордж Р. улыбнулся и направил меня к самым лучшим механикам, инженерам, художникам-прикладникам, электрикам, специалистам по кибернетике и слесарям-сантехникам на борту корабля. Кроме того, Джордж сумел обойти кое-какие бюрократические инстанции, чтобы раздобыть для меня разрешение на опустошение грузовых кают по соседству с нашей и на кое-какие перепланировки. Когда все работяги ушли и пыль после ремонта осела, "Жнепстое" превратилась в одно из самых крепких, надежных, комфортных, роскошно обставленных и технически продвинутых жилых помещений на нашей палубе – а уж санузел у нас теперь стал, пожалуй, самым лучшим на борту "Шеффилда". Он был настолько неуместно просторным, что в нем могли одновременно принять душ все четыре обитателя каюты, и еще осталось бы место для гостя. А уж всякой гедонистической техникой санузел напичкали до такой степени, что все мы вдруг стали жутко популярными людьми в корабельном сообществе: все хотели напроситься к нам в гости, чтобы воспользоваться нашим санузлом. Но только это не слишком хорошо получалось у желающих к нам пробиться, потому что мы сами почти не вылезали из санузла.

Пэт получил все программы поиска данных, каких только его душенька желала, и мощнейший процессор для обеспечения практического доступа в реальном времени к любым историческим сведениям, имевшимся на борту корабля. И не только на борту, но и в базах данных, оставшихся позади нас, в Солнечной системе, хотя эти сведения все больше и больше устаревали по мере становления эффекта Эйнштейна. Но историки – люди неторопливые.

Герб получил возможность при желании закрывать свое жилое пространство двумя зеркальными стенками, которые не пропускали ни свет, ни звук в обе стороны, и за этими стенками он мог в свое удовольствие без помех как заниматься сочинительством, так и не заниматься оным.

Обзавелся таким же приспособлением и Бальвовац, хотя я сомневаюсь, чтобы он уделял много времени сочинительству, потому что он никогда не активировал защитное поле, когда оставался один, и всегда довольно ухмылялся, когда покидал свое "Зазеркалье". Много лет спустя, заливаясь пьяными слезами, он откровенно признался мне в том, что это место стало для него первым, куда к нему бы пришла женщина, не влюбленная в него до потери пульса. Я так смеялся, что он перестал плакать и стал хохотать и хохотал до тех пор, пока я не отсмеялся и стал плакать.

Что касается меня, я удовольствовался двумя главными изменениями в инфраструктуре каюты. Во-первых, автоматом, который варил кофе "французский пресс" из свежеподжаренных кофейных зерен по моему вкусу. Вроде бы это был автомат, но все-таки обычно, чтобы он работал, нужно было нажать маленькую кнопочку. А во-вторых, я обзавелся койкой, которая оказалась такой же удобной, как все прочие на борту "Шеффилда"… а что касается ее надежности, то на нее могли бы взгромоздиться разом я, все мои товарищи по каюте, и вдобавок Ричи и Жюль, и все мы могли бы на ней прыгать и скакать, а она бы даже не скрипнула, не говоря уже о том, что не подумала бы оторваться от переборки. К концу ремонта все вещи в каюте стали непробиваемыми и небьющимися.

Таковы были наружные перемены. По пути к залу виртуальной реальности, куда я направлялся на свой первый сеанс, я гадал, какое же экзотическое местечко доктор Эми запрограммировала для меня? Аппаратура для виртуалки на борту "Шеффилда" была не настолько совершенной в плане убедительности, как та, действие которой я опробовал на себе в обители Конрадов в Британской Колумбии… но все же она оказалась не слишком плохой. Виртуальные технологии были одной из тех областей, где концерны "Канг" и "Да Коста" старались идти в ногу со временем. Наверное, я ожидал чего-то грандиозного, пафосного и сакрального – типа монастыря Эйхеджей в Японии, дворца на озере Джайпур в Индии или Ватикана тех времен, когда его еще не оккупировали ангелы Пророка. А может быть, я думал о каком-нибудь уединенном, но потрясающем пейзаже – гавани Ванкувера, о Рио-де-Жанейро в старой Бразилии, о виде на восток с горы Олимп на Марсе или на Титан со стороны колец Сатурна, или о моем любимом виде Юпитера с Ганимеда ночью, сквозь звездное зарево. Меня не удивило бы что-то вроде обычного калейдоскопического потока изображений, какой можно увидеть с помощью скрин-сейвера, или вроде фейерверков, которые можно видеть, когда зажмуришься.

Я получил пустую белую стену. Примерно в полуметре от моего носа.

Потом я узнал, что этой методикой пользуется несколько школ буддизма: люди медитируют, глядя на пустую стену. В этом есть определенный смысл. Минимум визуального отвлечения, максимум визуального пространства для воображаемых изображений, какие тебе только могут понадобиться – и постоянное, непрерывное мягкое напоминание о том, что ты занимаешься чем-то необычным, что ты отделен от обычного мира, где разумные люди не сидят и не таращатся на пустые стены.