– Чтобы повзрослеть, ты должен познать себя. Чтобы познать себя, ты должен прислушаться к себе. Чтобы прислушаться к себе, ты сначала должен научиться самому трудному приему: чертовски здорово заткнуться.
Я был настолько удивлен, что заткнулся, но через пару мгновений сообразил, что это не такая уж глупая реакция, если она непроизвольная. В общем я попытался сделать вид, что прислушиваюсь к себе и даже голову склонил к плечу, как бы слушая воображаемые звуки, а потом попробовал изобразить пантомимой, что меня посетило некое трансцендентальное озарение. Доктор Льюис продолжала бесстрастно смотреть на меня, и вдруг у меня возникло такое чувство, будто я гляжу на себя со стороны и вижу, как я кривляюсь и паясничаю. И тут до меня наконец дошло, к чему она клонила. Я придал своему лицу такое же бесстрастное выражение, как было у Эми, сделал глубокий вдох и изо всех сил попытался прислушаться. К себе… к ней… к чему угодно. Через несколько секунд я зажмурился, чтобы сосредоточиться.
Я не слышу ни черта / минутку / это что, вентиляция? / теперь стало тихо / это глупо / в самом деле, глупо / дурацкая детская игра / прятки идиотские / погоди-ка / гул какой-то / какая-то еле слышная нотка, примерно двадцать оборотов в секунду / нет, две ноты / звучат диссонансом / я никогда не беру диссонансные ноты / откуда же эта дисгармония? / Господи, спать хочется / эй, почему я не слышу собственное сердцебиение? / интересно, не…
– Звучит определенный внутренний монолог, который никогда не прекращается, так?
Голос доктора Льюис напугал меня настолько, что я открыл глаза.
– Да. Да. Так и есть.
– Постарайся прекратить его.
– Прекратить думать? Совсем? Ну, это же один из моих лучших номеров.
– Давай.
Минут пять спустя я признался в поражении.
– Чей голос ты слышишь?
– Свой собственный.
– С кем говорит этот голос?
– Со… со мной.
– Почему?
Это был хороший вопрос. Как для меня могло быть настолько важно говорить себе о том, что я уже знал, что я, похоже, не мог остановиться даже на секунду? Я всегда гордился тем, что умею контролировать собственный мозг… а теперь получалось, что я едва могу управлять тем, о чем он думал. Но заставить свой мозг перестать думать я не мог.
– Не знаю, – признался я. – Видимо, это очень, очень важно, потому что я не могу заставить этот голос умолкнуть даже на такое время, на какое могу заставить себя перестать дышать. Это – как биение сердца, – если оно остановится хоть на несколько секунд, я умру. Но это не может быть так: я много раз переставал думать. Когда был пьян… или курил травку… или принимал успокоительные… когда мне давали наркоз во время операции… – Я умолк, поняв, что не слишком уверен в том, что со мной происходило в эти моменты – я переставал думать или просто переставал регистрировать собственные мысли. – Может быть, и нет. Не знаю.
– Тебе не нужно этого бояться. Это не будет страшно, обещаю.
– Вы уверены?
– В твоем файле говорится, что ты музыкант и композитор, но почти ничего не сказано о том, какую музыку ты предпочитаешь. Классику знаешь? "Beatles"?
– Конечно.
– Отключи сознание и плыви по течению. От этого не умирают. Даже в те времена этот совет был древним, как мир.
Я пожал плечами.
– Хорошо. Как?
– Тысячи лет люди пытались отключать сознание. Это называется медитацией. Есть несколько полезных приемов, которые дошли до наших дней. Иди сюда, я покажу тебе кое-какие из них.
Она встала и направилась к пустому участку комнаты. Глядя на то, как Эми передвигается при силе притяжения, равной одной третьей части G, я догадался, что она – лунянка, но я бы не сказал, что ее походка была такой уж неловкой и неопытной. Она обладала необходимой силой для того, чтобы справляться со своим весом, увеличенным вдвое, и со временем должна была обрести больше изящества в движениях. Так отрабатывают произношение. Я встал и пошел за ней. Она положила на пол два предмета, похожих на здоровенные матерчатые бифштексы. Кажется, это были подушки. Доктор Льюис ловко опустилась на одну из них и скрестила ноги. Мне показалось, что, несмотря на непривычную гравитацию, она вместе с подушкой начала медленно таять и исчезать, словно колдунья. Она указала на вторую подушку.
– Садись, Джоэль.
Я сел гораздо более неуклюже, хотя сила притяжения была для меня родной. Подушка? Странно… Скромных размеров, не больше диванной, обшита мягкой тканью, а набита чем-то непонятным – мягким и жестким одновременно, как…
– Это называется "зафу", – сказала Эми. – Не садись на середину, лучше на краешек, а ноги сложи вот так.
Она показала как.
Я подтянул ступни ближе к подушке.
– Минуточку. Это что-то религиозное? Буддизм или что-то в этом роде?
Доктор Льюис улыбнулась.
– Атеист?
– Агностик.
– Не бойся. Буддисты – всего лишь одна из многих групп людей, которые обнаружили, что это – удобная поза для медитации. К такому же заключению пришли индуисты, даосисты, трансценденталисты и многие другие. И в любом случае, строго говоря, буддизм – это не религия.
– Нет?
– Ни бога, ни божеств, ни богинь – за исключением пары-тройки закрытых сект. Ни рая, ни ада, в богословском смысле. Ни патриарха, ни матриарха, ни пророка, ни папы. Они не ведут священных войн, не истребляют еретиков.
– Правда?
– Буддисты верят в то, что сам Будда был просто человеком, который в один прекрасный день прозрел. По крайней мере, насколько я понимаю. Я о буддизме почти ничего не знаю. Если тебе интересно, можешь поговорить с Тенчином Итокавой, релятивистом. Он – дзенский священник школы Ринзаи. Но сейчас забудь о буддизме. Просто сядь правильно и доверься мне, хорошо?